1.
© Известие о смерти матери Аста восприняла молча. Что-то сломалось в ней после вчерашнего дня, она больше не могла плакать. Лишь жесткие искорки вылетали из пересохших глаз. Над общиной поднималось багровое солнце. Одна мысль билась в голове молодой женщины – матери больше нет. Больше никогда не увидит добрых глаз, не почувствует добрую теплоту натруженных рук на своей голове, не услышит голоса. Она понимала, в этом мире не осталось ни одного человека, которому она нужна.
Женщина тяжело поднялась с ложа. Умылась холодной водой, пытаясь привести себя в порядок, подвязала черный плат. Стараясь, не будить спящих, вышла во двор. В загонах шевелилась проснувшаяся скотина, коровы призывно мычали. Аста подошла к калитке, запертой на большой засов. Всем телом налегла на задвижку, но та даже не тронулась с места. В отчаянии предприняла еще одну попытку — тщетно. Оглянулась в поисках подходящей опоры. Взгляд наткнулся на ограду загона для овец. Одна из досок отошла от крепления и повисла, свободным концом упираясь в землю. Аста вцепилась в доску обеими руками, послышался негромкий треск, и женщина оказалась на земле с долгожданным трофеем. Положив один конец доски на забор, а другой, уперев в стенку загона, карабкалась по импровизированному мостику. Ей мешал подол слишком длинного платья, да и платок постоянно соскальзывал на глаза. Она ползла по доске, ощущая, как ненадежное дерево прогибается под весом тела. Руки были изодраны в кровь, но она, все же достигла вершины забора.
В этот момент из дома вышел Тит, решил проверить, как его жена справляется со скотиной. Заметил Асту, сидящую на заборе.
— Куда? – Крикнул, подбегая к беглянке. Но отчаяние придало силы молодой женщине. Она обеими руками вцепилась в доску, служившую мостиком, перетащила ее на забор и подняла для удара.
– Отойди, а то я убью. Не смей ко мне приближаться! – Тит решил, что женщина шутит, и уже сделал несколько шагов ей навстречу, как его глаза встретились с глазами Асты. В них не было больше покорности, одна ненависть, испепеляющая, не останавливающаяся ни перед чем. Мужчина попятился к дому, а жена последний раз взглянула на мужа, недобро усмехнулась и спрыгнула с забора.
2.
Приземлилась в мягкую пыль, какое-то время не могла подняться, ощупывая тело. Нога немного побаливала от ушиба, но это терпимо. Раны на спине после вчерашнего радения болели куда сильнее. Она чувствовала, что рубашка и даже платье напитались кровью, вероятно, рубцы, которые за ночь начали заживать, опять открылись. Но не время страдать над ранами. Женщина брела к погребальной пещере, где тело Гаяны готовили к похоронам. По дороге она встречала знакомых, те заговаривали с ней, что-то спрашивали, но женщина не отвечала. Не слышала, как в спину ей неслись осуждающие слова: «Видно, плохой женой оказалась девка. Виданное ли дело, чтобы так муж в день свадьбы избил!». «Да кто их знает. Тит, вообще, странный какой-то, слова от него не дождешься. Смотрит угрюмо из-под нависших бровей. А у девчонки, ты гляди, спина вся в крови».
Перед Астой оказался вход в пещеру. Она нарвала цветов и вошла внутрь. На большом столе, убранном чьими-то заботливыми руками, ветками и цветами лежала Гаяна, одетая в белое платье. На лице умершей женщины застыла улыбка, будто радовалась отходу в мир мертвых. Дочь подбежала к матери, упала на колени перед погребальным столом, схватила руку покойницы, прижавшись к ней губами. Сколько так простояла, не знала. Все это время из глаз не вырвалось ни слезинки. Она просто вспоминала. Вот они с матерью идут собирать травы. «Каждая травка в себе великую целительную силу несет», — поучала маленькую девочку статная тогда еще Гаяна. «Запоминай, доченька, вот – Птичкины слезки, травка, которая спокойным и добрым твое сердце сделает. А это – Слюдянка, видишь, как блестят на солнышке ее листочки? Эта травка от простуд, от больного горла и мучительного кашля». А вот совсем еще юной Асте мать шьет красивое платье. «Посмотри, доченька, какая ты у меня красивая в нем. Будто козочка – стройная и быстрая, или ветерок, разгоняющий тучки», — и от этих слов маленькая Аста почему-то начинала смущаться.
Какой-то голос ворвался в воспоминания, погружая в страшную реальность, где Гаяна больше не может приласкать свою дочь, где, одетая в величественно-белые одежды, она и сама стала какой-то отстраненно-чужой.
3.
Аста подняла сухие глаза. Над ней склонилась Феофания.
– Пойдем, дочка, ты очень долго так стоишь, — наставница подхватила почти невесомое тело молодой женщины, и вывела ее на воздух, – ты что-нибудь ела сегодня, девочка? Женщина лишь отрицательно помахала головой.
– Пойдем, я напою тебя отваром, это придаст тебе сил, – Феофания, подхватив безвольное тело Асты, повела в свой дом. Она подогрела воды, приготовила молодой женщине одежду для переодевания, почти силой заставила Асту снять заскорузлые от крови одежды. Смочив платок отваром трав, обработала женщине раны на спине, подала чистую рубаху и платье, налила чашку целебного отвара, – а теперь, девочка, расскажи, почему на твоей спине такие страшные рубцы.
Аста монотонно, будто это не имело к ней ни малейшего отношения, пересказала вчерашний день во всех мельчайших подробностях.
– Слышала я, девочка, будто Титу больше Видана нравится, да только Кормчий рассудил отдать ее за Корнея. Что делать будешь?
Молодая женщина подняла на наставницу сухие выжженные глаза и прошептала:
— Похороню маму, а там и мне не жить. Пусть горная речка заберет мое тело. В дом к Титу дороги нет.
– Не торопись умирать. Бог отпустил тебе еще много лет счастливой жизни.
– Нет мне больше жизни. Не хочу.
– Ну-ну, успокойся, родная, – Феофания подливала в чашку Асты отвара сон-травы и успокаивающе поглаживала по спине. Когда молодая женщина, наконец, заснула, Феофания уложила ее на постель, а сама отправилась в погребальную пещеру. Упав на колени перед телом Гаяны, она долго молилась, призывая умершую помочь своей дочери. Наставница поднялась с колен и с твердой решимостью направилась в свой дом.
4.
Аста сидела на лавке. Она даже не подняла глаз на вошедшую наставницу.
— Вот что, девочка, — обратилась Феофания к своей ученице, – я попробую тебе помочь. Оставаться в общине ты не можешь. К Титу тебе дороги нет, а женщину, сбежавшую от мужа, ждет лишь всеобщее осуждение. Тебе надо бежать в большой мир.
— Но как я туда попаду? И кто будет мне рад в том, другом мире?
— Ты еще очень юная женщина, в твоей жизни будет еще много всего – любовь, дети.
— Я ничего не хочу. Отведите меня к маме.
— Аста, Гаяна теперь в царстве мертвых, тебе еще рано туда. Если ты хочешь, чтобы мама с небес смотрела на свою дочь с гордостью и радостью, ты должна бежать. Сегодня ночью состоится погребение. Значит, до завтрашнего утра тебя никто не будет искать. Сейчас ты хорошенько поешь, и, как только сгустятся сумерки, мы с тобой отправимся к черному камню. Рядом с ним находится вход в пещеру. Я дам тебе с собой одежду, пищу, воду и свечей. Попробуй выбраться к ближайшему поселению. А я, тем временем, разбросаю твою одежду на берегу черной речки. Думаю, смогу убедить людей, что ты бросилась в ее воды. Ты же знаешь, березовцы не любят это место, потоки черной речки унесли не одну жизнь, а пещера у черного камня, считается проклятым местом, воротами в ад. Никто из общинников не посмеет искать тебя там.
— Но, Феофания. Откуда ты знаешь, что эта пещера, действительно, не ведет в ад?
— Я видела гостей Кормчего, которые выходили из этой пещеры. Я думаю, что это скорее переход в большой мир. И еще, чтобы не заблудиться в пещере, всегда придерживайся одной стороны, например, иди вдоль левой стены, и поворачивай только налево.
— Я это знаю. Вы же учили нас пробираться по пещерам. А еще вы учили находить дорогу по тому, как расположено солнце и растет листва.
— Знаний мало, необходимо чутье, а у тебя оно, девочка, есть. Именно поэтому, я с легким сердцем отпускаю тебя. Я знаю, ты найдешь дорогу. И ничего не бойся. Все плохое в твоей жизни уже произошло, впереди – только хорошее.
5.
Женщины собрали узелок для Асты, собрали старую одежду, которую Феофания намеревалась разбросать на берегу черной реки. За хлопотами они и не заметили, как солнце скрылось за горизонт.
— Пора, девочка, — прошептала пожилая женщина, — я пойду вперед, чтобы не привлекать внимания, а ты будь осторожна. Встретимся у черного камня.
— Спасибо, наставница.
— Помни, там впереди тебя ждет только счастье, вот и иди к нему, ничего не бойся, – Феофания вышла за дверь, осмотрелась, и направилась к черным горам, нависающим над общиной.
Аста не помнила, сколько времени она брела вдоль этих каменных стен. Ей казалось, что она и сама окаменела. Мысли были далеко. Она вспоминала годы беззаботного детства, умные и добрые глаза своей матери, всегда готовой прийти на помощь. Женщина иногда останавливалась, чтобы немного передохнуть, попить воды, заботливо приготовленной Феофанией. Когда Аста впереди увидела свет, у нее не было сил даже радоваться. Она подошла к выходу из пещеры и осторожно выглянула. Яркое летнее солнце слепило. Впереди шли заросли кустарника. Насколько хватало взгляда — ни одна тропинка не вилась между ними. Асте ничего не оставалось, как пойти вдоль склона горы. Наконец, она обнаружила не просто тропинку, а целую дорогу. Стараясь держаться поближе к кустам, женщина двинулась по ней.
Брела, вслушиваясь, стараясь уловить звуки, издаваемые человеком. Несколько раз бросалась в кусты, заслышав какой-то шорох. Дорожка обвивала ущелье, по которому бежала мелкая речушка с прозрачной холодной водой. Решив отдохнуть, Аста присела на траву, развязала узелок и принялась за еду. Подкрепившись, растянулась на мягкой траве, дав себе слово полежать совсем немного. В зелени листвы звонко пели птицы, вода тихо журчала. Кто-то тряс ее за плечо. Над ней, щуря загорелое лицо, стоял мальчишка.
— Эй, ты кто?
— Аста.
— Странное имя. А куда ты идешь?
— Сама не знаю.
— Как это, не знаешь? Вот я иду за хариусом, — мальчишка потряс перед женщиной удочками, — я подумал, что ты – труп. Знаешь, как в телике показывают. Хотел перед ребятами похвалиться, они настоящих трупов не видели. А ты, оказывается, просто спишь.
— А что такое телик?
— Ты что, телика не видела?
Аста отрицательно помотала головой.
— Слушай, а я знаю кто ты. Ты – инопланетянка. Прибыла к нам с какой-нибудь Альфы Центавры. То-то имя у тебя странное. Я прав?
— Я не знаю что такое Альфа Центавра.
— Ну, ты хоть что-нибудь помнишь?
— Я знаю, что меня зовут Аста.
— И это все? Эх, пропала рыбалка. Придется тебя к матери вести. Она как раз сегодня дома, заболела. Ну, тогда пойдем. – Мальчик юркнул куда-то в кусты и быстро побежал по едва заметной тропинке. Он все время оглядывался, чтобы странная незнакомка не сбилась с пути. «А что? Инопланетянка – это, пожалуй, покруче трупа будет. Куда там Мишке со своим компьютером», — думал парнишка, петляя между зарослей. Аста, привыкшая к подчинению с самого детства, отправилась за своим проводником.
6.
— Мама, смотри, кого я привел. Это инопланетянка, зовут Аста. Ну вы знакомьтесь, а я побежал, может, еще корабль удастся найти, — проговорив это, он подтолкнул робкую Асту поближе к матери, а сам умчался.
— Куда ты, Сережа? А обед? Вот постреленок, — обратилась она к незнакомке, — так вы, простите кто? Я не расслышала.
— Аста.
— Действительно, странное имя. Ну что ж мы на пороге стоим. Проходите в дом, – женщина вошла вслед за хозяйкой. Увиденное просто ошеломило. Таких богатых домов у них в общине не было, разве у Кормчего. От самого порога под ногами расстилались мягкие покрывала, по которым мать Сережи ходила, не боясь испачкать. «Какая нерачительная хозяйка. Наверное, достала покрывала для проветривания, а сама топчет. Как ими потом укрываться?»
— Давайте знакомиться. Меня Лидой зовут. А вас, я так поняла – Астой? Откуда вы?
— Оттуда, — женщина неопределенно махнула куда-то головой.
— Ну, что ж, не хотите говорить, не надо. Давайте лучше обедать. Вон там можно руки помыть, — Лида указала гостье на странное приспособление, из которого выглядывали металлические трубки, под которыми расположилась большая ослепительно-белая чаша. Воды нигде видно не было.
— А где вода? – Осмелилась она спросить у хозяйки. Та с недоумением посмотрела, подошла к крану и открыла воду. Новые открытия ожидали Асту и за столом. Миски, которые Лида выставила на стол, были удивительно легкими и разноцветными, а вот суп, налитый в них, был таким же, какой любила варить Гаяна. Но, когда Лида поставила другие миски с чем-то непонятным, при этом, убрав ложки, а вместо них положила странные игольчатые предметы, гостья совсем растерялась. Она наблюдала, как ловко хозяйка орудует ими, и в нерешительности взялась за ручку.
— Расскажи о себе.
— Меня, наверное, ищут. Я поем и пойду. Если меня найдут в твоем доме, то и тебе будет плохо.
— Ты сделала что-нибудь плохое?
— Я сбежала от них.
— От кого?
— От мужа и его семьи.
— Но почему же ты их так боишься? Разве ты прихватила что-нибудь с собой или убила кого?
Аста с силой отодвинула тарелку.
— Я никому никогда не делала зла. Убить или украсть – это, все равно, что отдать свою душу дьяволу. А мужа мне подобрал Кормчий, я должна слушаться его, а я сбежала.
— Средневековье какое-то. А что муж? Пил?
— Как это пил? Так все пьют – молоко воду, отвары.
— Я не про то, водку пил? – заметив недоумение в глазах Асты, добавила, — ну это такая штука, после которой сначала всем весело, а потом теряют рассудок.
— У нас не было такого отвара. Разве из сон-травы, но с него просто спишь.
— А почему же ты тогда сбежала от мужа?
— А он не меня, он Видану любил, но у него мало денег на откуп выбора было, вот Кормчий и подобрал ему меня в жены.
— Я ничего не понимаю – какой Кормчий, какой выкуп? Зачем ты тогда за него замуж шла, раз он не любил, может, ты его любила?
— Нет, — вдруг Аста рассмеялась, — я любила Тита, ой не могу. Я же говорила, что мне его на радении Света его Кормчий выбрал.
— Ладно, подруга, кормчий, так кормчий. Сейчас поешь, и ложись отдыхать, никуда я тебя не пущу. И какая из тебя жена. Лет-то тебе сколько?
— Пятнадцать?
— Сколько? Сколько?
— Пятнадцать. У нас всем девушкам, которым исполнилось пятнадцать лет в день радения Света, подбирают мужа. А потом они целый месяц ходят к своим женам на домашние радения.
— А что такое домашние радения?
— Это молитва такая. Все жители общины каждый вечер уединяются для радений. Они там молятся. Потом рассказывают о своих грехах, а потом получают наказание.
— Интересно, а наказывает кто?
— Старший в семье. После радения Света муж свою жену.
— Интересно, и каяться тоже ему надо?
— Конечно. Надо рассказать обо всем плохом, что совершила за день или о чем подумала.
— А он потом наказывает? И как интересно?
— Порет розгами со священного дерева.
— Дикость какая. А что, муж – святой?
— Нет, Святой – Кормчий.
— Слушай, девонька, я так понимаю, что тебя именно муж ищет, ты его боишься?
— Меня могут искать и просто из общины. Они считают, что мир вокруг – греховный, и что, если житель общины выберется в него, даже просто поговорит с чужаком – заражается этим грехом.
— Пусть только сунутся, еще посмотрим кто кого. А пока тебя переодеть надо. Пойдем, посмотрим, что из моей одежды может тебе подойти. Надо тебе имя другое подобрать. Знаешь, Аста, конечно, красивое имя, но у нас так девушек не называют. Давай ты будешь Аней? Анна, Аня, Анечка, нравится?
— Нравится. Но почему сразу три имени.
— Главное из них – Анна. Аня, Анечка, Нюсечка, Нюта – это для самых близких, чтобы показать, что тебя любят. Вот мама как тебя называла?
— Козочкой, — потупилась девушка.
— Вот видишь, а я буду тебя Анечкой звать, хорошо?
— Мне нравится.
— Теперь пойдем, – Лида раскрыла шкаф, стоящий в комнате, и приказав Анне сбросить свои вещи, начала рыться в нем, подбирая подходящее. Когда обернулась, увидела чудовищные рубцы, пересекающие хрупкую спинку.
— Господи, это что, это кто тебя так, муж?
— Да, — голос девушки еле слышен.
— Так тебя в больницу надо, а этого психа в полицию.
Анечка бросилась на колени, она плакала, обнимая ноги женщины:
— Не надо его трогать, я прошу, не говорите никому про меня. Если кто-то узнает – мне не жить. Если вы боитесь, то я сейчас же уйду, но, умоляю, только не говорите никому ничего.
— Успокойся, девочка, я никому ничего не скажу. Здесь ты в безопасности. Только давай договоримся так. Ты – моя племянница. Придется сказать, что ты немного не в себе. А ты будешь жить у нас. Мы с Сережкой живем вдвоем. С его отцом мы развелись.
— Как это развелись?
— Ну, не захотели больше жить вместе и разъехались.
— И он тебя не ищет?
— А зачем? У него уже другая семья.
— И ему разрешил Кормчий?
— Девочка, у нас нет Кормчих, у нас есть церковь, туда ходят молиться, а еще у нас есть иконы, вот посмотри, — Лида показала на угол, в котором висели иконы.
— Так значит, в вашей церкви живет Кормчий?
— Нет, там никто не живет. Там служат священники. Это люди, которые молятся о нас, но это – люди. А Бога среди нас нет. Частичка его – в каждом из нас, но сам Бог на небе. Давай попозже поговорим об этом. Тебе надо поговорить со священником. Мы когда-нибудь с тобой съездим в церковь, а пока, тебе надо научиться самым простым вещам.
7.
Когда Сережа пришел домой, он очень удивился, увидев мать, поглаживающую по голове Асту, и что-то шепчущую ей на ухо. Мать заметила сына.
— Сережа, ты никому не рассказывал об Асте?
— Нет, не успел. Мишку мать заставила огород сажать, другие ребята с утра на речке. Я космический корабль искал.
— И как, нашел? – мать улыбнулась.
— Нет. Никаких кораблей. Ну откуда-то она взялась? Ничего, вечером вместе с ребятами поищем.
— Сережа, ничего искать не надо. Тебе можно доверить тайну?
— Конечно, я же не маленький.
— Так вот, Аста – больше не Аста, она Анна, моя племянница, а твоя двоюродная сестра.
— Но почему?
— Анне грозит опасность. За ней охотятся.
— Кто?
— Ее муж. Он может убить ее.
— Это как Отелло?
— Слушай, Сережка, ну откуда ты все знаешь? Не как Отелло, это даже пострашнее будет. Анна жила в другом мире. Сережа, мне сложно тебе все это объяснить, я и сама всего не знаю. Но я знаю одно, если мы не поможем этой женщине, она погибнет. Так как? На тебя можно рассчитывать?
— Конечно, я уже взрослый. И я – мужчина, — в словах мальчика звучала такая твердость, что мама невольно притянула его к себе, и, взъерошив непослушные ребячьи волосы, тайком вытерла слезинку.
— Анна не знает многих вещей. Она жила в далекой деревне, где не было ни телевизора, ни магнитофона. Она даже читать не умеет, не умеет пользоваться вилкой. Поэтому, я прошу тебя, помоги мне ее научить самым необходимым вещам.
— Хорошо, мама, – Сережа побежал в свою комнату за книжками.