© Всю дорогу, пока Тамара поднималась по щербатым ступеням на последний, четвертый этаж, она пыталась понять природу странного запаха, пропитавшего подъезд. За долгие годы работы с недвижимостью, женщина видела разное жилье, но этот дом, расположенный в самом центре города, удивил. Тамара помнила его еще с детства, часто засматривалась на скульптуры женщин, украшавшие фасад. Позже узнала, фигурки эти называются кариатидами. Они служили символом наказания, рабства.
Дом, всегда прикрытый со стороны улицы разросшимися ветвями деревьев, теперь выглядел раздетым и очень старым. В городе объявили войну зеленым насаждениям. Могучие тополя спилили, обнажив прорехи штукатурки, обсыпавшиеся фрагменты украшений, почерневшие рамы. До недавнего времени Тамара даже не догадывалась, что здание с кариатидами – жилой дом: здесь живут, создают семьи, рожают детей. Впрочем, все это осталось в прошлом. Со стороны двора дом и вовсе терял иллюзию приличия, даже аварийные трущобы окраины выглядели более презентабельно.
Тяжелая, разбухшая дверь открылась с трудом. Какое-то время риэлтор постояла, привыкая к мраку подъезда после яркости летнего дня, а потом осторожно стала подниматься, стараясь не дотрагиваться до нещадно изогнутых липких перил. Здесь все кричало о разрухе: и обсыпавшаяся штукатурка с обнажившейся дранкой, и следы краски, оставшиеся на серых стенах как заплаты — свидетельства иной жизни, и забитые фанерой полукруглые окна.
«А ведь когда-то здесь все было иначе. Еще заметна вязь ограждения лестницы, да и окна, такую форму теперь не встретишь», — думала женщина.
Дом доживал в этом статусе последние дни, осталось всего две обитаемые квартиры, их владельцы оказались самыми несговорчивыми. В соседнем подъезде жил бывший коммунист, и его претензии к предлагаемым вариантам были скорее протестом против социальной несправедливости. Им занималась Олеся, и вроде бы нашла пару интересных вариантов, а вот старушка, к которой сейчас направлялась Тамара, оказалась юной Олеське не по зубам. Этот контракт был очень важен для их агентства, деньги предлагали такие, что на них вполне можно было купить новый автомобиль, Славка, муж Тамары, давно хотел сменить Рено на что-то более престижное.
Тамара остановилась у квартиры, пытаясь выровнять дыхание, в последнее время она все чаще уставала. Запах стал сильнее, он шел из-за дверей седьмой квартиры, квартиры, в которой жила упрямая старуха.
— Меня зовут Тамара, я – сотрудник риэлтерской фирмы, занимающейся расселением вашего дома. Позвольте пройти? – проговорила она, вглядываясь в темный проем и бесформенную фигуру, закрывающую его. Даже сумрак лестничного пролета казался светлее жилого помещения.
— Ну заходи, — фигура посторонилась. – Света у меня нет, иди за мной, в кухню.
Старуха зашаркала по коридору, а Тамара старалась попутно разглядеть планировку, но в темноте, за горами хлама, трудно понять что-либо.
На кухне, и правда, было светлее, окно распахнуто, никаких штор, сеток – ничего. На подоконнике стояла керосинка, вот чем так пахнет в квартире! Тамара присела на деревянный табурет у стола, покрытого дешевой, но новой клеенкой.
— Подожди тут, — сказала старуха и скрылась в черноте коридора.
Как же она забыла: то единственное лето, проведенное у бабушки в деревне, подружку Светку, тоже городскую девочку, привезенную к родственникам на воздух и парное молоко? Их наполненные открытиями дни: купание в речке, прогулки по лесу, походы за грибами, которые почти все отправились в мусорное ведро – почти все оказались несъедобными.
В той деревне летом все готовили на керосинках, Тома никак не могла привыкнуть к запаху пищи. Она все спрашивала бабушку, почему у той нет плиты, как у них в городе. А бабушка грустно отвечала: «Не заслужили газа». Тамара удивлялась, как это газ надо заслужить, он же не грамота, не подарок в детском саду? А вечерами бабушка зажигала керосиновую лампу под стеклянным колпаком. Девочке нравился ее свет – волшебный, только сказки слушать! Вон и бабочки слетаются слушать!
«Давай дадим друг другу слово – приезжать сюда каждое лето. Всегда! Даже когда вырастем и станем мамами», — шептала Светка в день отъезда.
Тамара обещала, как обещала писать письма, едва научится писать. Не зря же она поступила в школу! Девочки разъехались по разным городам и больше никогда не встречались. Бабушка, мамина мама, умерла той зимой. А летом Тому отправили в детский лагерь. Когда она вернулась, отец ездил на новых жигулях. «Наследство, дочка», — довольно говорил папа, протирая блестящие бока машины. Как же давно это было, лет тридцать назад. Отец ушел от них, когда Тома училась в третьем классе, ушел «к молодке», как говорила мама. И это слово «молодка» заставляла девочку прыскать от смеха. Она все представляла небольшую курочку, именно таких курочек бабушка называла молодками. Перед глазами вставала картина: папа садится в машину и уезжает в курятник к такой вот курице. Но на смену смеху всегда приходили слезы.
— Заждалась? Ну ничего, сейчас супчик доварю, есть будем, — Старушка прошла к окну.
— Простите, я не голодна. Нам надо с вами подобрать удобный вариант, — очнулась гостья от воспоминаний.
— Да что подбирать, недолго мне, милая осталось. А наследники, — и тут хозяйка рассмеялась и, наконец, повернулась к Томе. Перед ней стояла бабушка, ее бабушка, умершая тридцать лет назад.
Тамара спускалась по лестнице, не замечая ступеней. Она вообще плохо понимала, что происходит, плохо помнила разговор с клиенткой. Разумеется, она не бросилась на грудь старушки, держалась отстраненно, как и полагается агенту. А старушка больше улыбалась, отвечала многосложно, давая понять, что все скоро разрешится. Визитку Тамары взяла с удовольствием, обещала позвонить на днях.
— Ну как? – спросила Олеся, когда Тамара вошла в офис.
— Да никак, с головой у бабки не в порядке, попробую через недельку, время же терпит.
Вечером Тамара заехала к матери. Алла Александровна давно жила одна, с тех самых пор, как дочка вышла замуж. Но в последнее время Тома замечала — мать как-то быстро стареет, ей все тяжелее дается одиночество.
— Случилось что? – подняла на дочку испуганный взгляд Алла Александровна.
— Почему случилось, просто соскучилась. Ты же трубку не берешь.
— Да я с Анечкой разговаривала, наверное, разрядился.
Аня, дочка Тамары, второй год училась в институте в другом городе, за тысячу километров от родного дома.
— Вчера вечером с ней говорила, ждем на каникулы. Со-ску-чи-лась, — протянула Тома, ставя чайник.
— Дочка, ты что-то скрываешь, я ведь чувствую.
— Нет, просто грустно стало почему-то. Вспомнила вдруг бабушку, отца.
— Неужели помнишь бабушку? Возили тебя совсем маленькой, последний раз была перед школой.
— Потом бабы Клавы не стало. Помню, мам, я то лето помню. У меня еще подружка была — Светка. Мы клятву друг другу дали, что будем ездить в деревню каждый год. Мам, а почему бабушка умерла, ты ведь ничего не рассказывала. И где твой отец?
— Умер, когда я еще девчонкой была. А перед смертью ушел от бабушки, ушел к другой, молодой.
— К молодке? Я помню, как она говорила. А еще куриц маленьких так называла, поэтому, когда отец ушел, мой отец, а ты говорила, что к молодке, я всегда смеялась, а потом плакала…
— Да, доченька, я будто судьбу своей матери повторила. Мама умерла внезапно, молодая еще была. Пошла к соседке… и не дошла, сердце. А потом папа твой уговорил домик бабушкин продать. Да и правильно, чтобы с ним сейчас было, развалился или по бревнышку растащили бы. Купили мы тогда жигуленок, уж очень папа машину хотел. Начало девяностых, о машине тогда многие мечтали. Вот он на этой машине к молодке и умчался. Доченька, что ты вдруг ворошить старое надумала?
— Не знаю, мам, вспомнила почему-то…
— А ты не вспоминай, быльем уж поросло. Матушку свою часто во сне вижу. Эх, съездить бы в деревню, на кладбище, давно там не была.
— Попрошу Славку, съездим.
— Хорошо бы…
— Мам, а у бабушки не было сестры, может быть родственницы ее возраста?
— Нет, а почему ты спрашиваешь? Насколько я знаю, был братишка, но долго не жил, младенцем скончался.
От мамы возвращалась поздно. Рассчитывала, что за ней заедет Славка, но муж почему-то не отвечал на звонки, хотя Тамара и предупредила, что поедет к матери. Пришлось вызывать такси.
— У тебя точно все нормально, доченька? Как твои отношения с Вячеславом?
— Нормально, конечно. Занят, наверное, он часто звук на телефоне отключает, чтобы с работы не беспокоили.
Таксист попался разговорчивый, а Тамаре хотелось посидеть в тишине, собраться с мыслями.
«Хорошо ли все у нас со Славкой?», — думала она, привычно разогревая ужин. – «Хорошо ли? Если только не замечать его каждодневной лжи, бегающих глаз, следов помады на рубашке и деланного, неискреннего внимания…»
Утром в офисе Тамара еще раз изучила документы продаваемой квартиры в доме с кариатидами. Разумеется, никакого совпадения с бабушкой, старушку звали иначе, ее данные не совпадали ни по дате рождения, ни по другим критериям. Вряд ли она родственница, но откуда эти недомолвки, неужели Тамара сходит с ума и ищет ответы на вопросы там, где их не может быть? Работа шла вяло, женщина постоянно возвращалась мыслями к старушке, пыталась вспомнить детали диалога, но они ускользали. Зачем-то прочла о кариатидах, выяснила, что ноши на их головах – символ рабства, покорения, кары.
«…пелопоннесский город Карий заключил против Греции союз с неприятелями — персами; впоследствии греки, со славою завоевав себе свободу победоносным окончанием войны, с общего согласия объявили войну карийцам. И вот, взяв их город, перебив мужчин и опустошив их государство, они увели их жён в рабство, при этом не позволив им снять ни их длинных одежд, ни прочих уборов замужних женщин не только для того, чтобы провести их один раз в триумфальном шествии, но чтобы они, служа тяжким примером рабства, покрытые вечным позором, явно платились за преступление своих сограждан. Ради этого тогдашние архитекторы применили для общественных зданий изваяния этих женщин, поместив их для несения тяжести, чтобы и потомство помнило о наказании карийцев», — Марк Витрувий.
Через пару дней она получила странное сообщение:
«Вот и все, Томочка. Дом с кариатидами свободен».
Она бросилась по знакомому адресу, дверь не открыли. В управляющей компании подтвердили, старушка накануне скончалась.
— Кто же тогда прислал мне сообщение? – пыталась выяснить она у специалиста. Но та лишь пожимала плечами:
— Насколько мне известно, старушка была одинокой, вроде бы никаких наследников. Но кто знает?
«Действительно, кто знает? Все только усложнилось», — думала Тамара, возвращаясь в офис.
А через пару дней ей позвонили из нотариальной конторы и попросили прийти по поводу открывшегося наследства. Эта странная женщина завещала свою квартиру Тамаре, других наследников указано не было!
Почему-то не шли из головы женщины древнего города Карий. Она отдала супругу отложенные для дочери деньги. И в один из вечеров он приехал домой на новой машине – смущенный и счастливый. Тамара молча выставила в коридор чемоданы, ведь его ждала своя молодка.
— Мама, я боюсь за Аню. Почему мы повторяем одну и ту же судьбу?
— Не знаю, доченька, видно судьба такая…
— Кара…
Но через год в жизни Тамары появился мужчина. А еще через несколько месяцев приехавшая на каникулы Анька сообщила, что собирается замуж. Она еще не знала, что мать приготовила ей в подарок квартиру в новом микрорайоне. Это было странное наследство незнакомой старушки из дома с кариатидами. Впрочем, от дома теперь и следа не осталось, женщины с мученическими лицами превратились в тлен.