© Петровну в поселке часто сравнивали с ураганом, не было дня, чтобы кому-то удалось избежать ее визита. Дошло до того, что двери в поселке стали закрывать.
«Петровна идет!» — звучало призывом к осаде. Выключались телевизоры, отходили подальше от окон, прикрикивали на детей. Но Петровна была хитрее, сворачивала куда-то, усыпляя бдительность, чтобы появиться на пороге в самое неподходящее время.
Но когда заболела, весь поселок перебывал в ее доме.
— Малинки тебе принесла, ты же любишь малину. Помнишь, у тебя брала рассадить?
— Может «посолиться» хочешь, вот, смотри — огурчики малосольные. По твоему рецепту.
— Попей молочка, парное. Сырок варила, как ты научила.
Но Петровна слабо качала головой и отворачивалась.
В ночь, когда она умерла, разразилась страшная гроза. А перед этим опустилась такая тьма, что невозможно было найти калитку. И из этой тьмы послышался плач, плакала дочка Петровны, приехавшая из города ухаживать за матерью. Через пару часов маленький домик заполнился сонными людьми, одетыми наспех. Они неловко перетаптывались, что-то тихо обсуждали, прислушиваясь к далеким раскатам. Перед самым рассветом налетел ураган. Рвал крыши, выкорчевывал деревья, валил заборы. Небо разрезали кровавые молнии. По улице несло ветки, куски железа, обломанные доски. Рассвет разродился ливнем. Серые полотна воды тянулись к иссохшей земле. Дождь прекратился только к обеду. Изматывающая духота последнего месяца уступила место желанной прохладе.
Петровну похоронили, справили поминки, а уже через несколько дней по поселку поползли слухи.
Валька, одна из немногих в поселке держащая корову, рассказывала у магазина:
— Сегодня Зорька моя ведро перевернула. И знаете что, девоньки, скажу, — перешла она на шепот, — не обошлось без Петровны.
— Это почему же? – придвинулась любопытная Маруська.
— А потому, — важно шептала Валька, — Петровна всегда меня ругала, что кричу на корову, говорила, мол, скотинка ласку любит. Когда мне ласкаться? У меня и работа, и семья, огород вон, да в поле еще участок пятнадцать соток, скотина. Сыновей напои, накорми, в школу отправь. Тут еще пойдешь доить, а Зорька не дается. Ну и скажешь крепкое словцо. Вчера пошла, а Зорька будто обезумела, ну я и разразилась бранью. И тут, девоньки, не поверите…
— Что? Что? Не томи!
— Откинулась я, спина заломила, сижу, на ведро смотрю, а оно само будто подпрыгивает, переворачивается, и все, что надоила — под ноги выливается.
— Поди сама зацепила или Зорька.
— Так на глазах же!
Поговорили и забыли, о чем только не рассказывают женщины у поселкового магазина? Да только на следующий день случилась авария в подворье Кузнецовых. Лопнули трубы орошения — залило двор, половину посаженного на огороде смыло. А ведь все знали, что больше всего Петровна ругалась именно с Кузнецовыми, которые ночью перекрывали доступ воды в другие дома, увеличивая напор для полива.
Дальше — больше. Сгорела летняя кухня Прокопенко. На этой кухне Светка Прокопенко гнала свой самогон, щедро сдабривая его суррогатом, и продавала местным алкоголикам.
А когда в семью Резиных, наконец, пришли из опеки и забрали двух голодных и грязных детей, уже открыто говорили: «Без Петровны не обошлось». Детей Резиных кормили и одевали всем поселком, маму и бабушку трезвыми не видели уже несколько лет. В опеку писали, ходили, жаловались в комиссию по делам несовершеннолетних – тщетно. И только Петровна продолжала регулярно писать жалобы. Она часто забирала малышей к себе – отмывала, откармливала, собирала для них вещи. Но каждый раз являлись пьяные родственники и со скандалом уводили малышей.
Стол на сороковины накрывали сообща. Помянули, помолчали, а потом…
— Не ценили мы Петровну, а иж ты…
— Собачку я свою куму отдала, Петровна все меня ругала, что плохо за ней слежу.
— Ты вот что, — обратился Мишка к своему соседу, — забирай межу. Как-то не по-соседски ругаемся.
— Нет, ну зачем? Оставь себе…
— Ой, мужики, мы с Катькой цветы там высадим. Для себя, — предложила Галка, жена Михаила.
До заката все сидели за столом, говорили и говорили, будто после долгой разлуки.