©
Глава 6. Герои чужого мира
Волкулаки
— Молитв ты, конечно, не знаешь? Искреннего покаяния от тебя тоже не дождаться?
— В смысле? За что? Каяться перед волками?
— Побереги эмоции, пригодится. Вспоминай стихи, песни, только самые грустные.
— Не понял…
— Катарсисом усыплять попробуем. Но порошочек я, на всякий случай, под рукой держать буду. Надо самим учиться справляться, помни, это материализованные эмоции.
— А загрызть, как настоящие волки могут.
— Можно подумать, в нашем мире иначе, ладно, ты репертуар готовь…
Запах, именно запах заставил мое сердце биться с перерывами. Это был не просто запах мокрой шерсти, что-то знакомое, едва уловимое, рождало первородный ужас.
— Я так понимаю, что запевать мне? – зло зашептал Олег и тут же затянул, — «По диким степям Забайкалья…»
Сосед пел довольно громко, глядя куда-то за мою спину. Я осторожно обернулся — три огромных волка остановились метрах в четырех от нас.
Олег дернул меня за рукав, и я понял, что наступила моя очередь музицировать, но в голову ничего не приходило. Как только воцарилась тишина, раздалось тихое рычание. Это освежило память, и я почему-то начал декламировать стихи Есенина.
Уже час мы выступали перед этими чудовищами, оба устали и слегка охрипли. За это время мы выяснили, что современные эстрадные песни им не нравятся, рэп чуть не стоил мне жизни, а вот классика и народные на какое-то время делают из них статичных слушателей. Немного спасали песни, бывшие популярными лет двадцать – тридцать назад, под них наши новые знакомцы не просто затихали, но еще и поскуливали.
— Эстеты, туда их в нору, делать что будем? По-моему, мы просто оттягиваем нашу казнь, — шептал я Олегу, пока он хрипел про крышу дома, перевирая слова. Песня закончилась, и пауза застала меня врасплох. Я видел, как напряглось тело самого большого волка, как он оттолкнулся и взлетел в ореоле снежных брызг.
— Баю-баюшки-баю, — затянул я, закрыв глаза. Я был уверен, что настала последняя минута моей жизни.
— Смотри, — раздалось над моим ухом.
Прямо над моей головой застыл в полете матерый монстр, а два его собрата напоминали чучела в зоологическом музее.
— Мы их что, усыпили?
— Не знаю, похоже, ты знатный таксидермист.
Показалось или воздушный статист шевельнулся? «Придет серенький волчок», — мы распевали хором, а потом пели колыбельную по очереди.
Пока я пел, Олег обошел сидевших животных и махнул рукой. Я осторожно двинулся следом. До ближайшего поворота мы добрались без приключений. Но за поворотом дорога упиралась в приземистое деревянное здание, которое казалось нежилым.
Трактир
— Трактир, — сказал Олег.
— Почему ты так решил?
— Видишь, хвойные ветки под коньком – так метили только питейные заведения.
— Откуда ты все знаешь? Похоже, он закрыт – окна темные.
— Это значит, что у нас есть передышка. – Сосед устало опустился в сугроб.
— Смотри, чуть дальше бревно, что опять на снег-то садиться? Мне как-то не хочется, вернувшись, ходить по врачам.
— Еще вернуться надо, а ближе подходить нельзя, сейчас мы вроде как на нейтральной территории, здесь безопасно, а на бревне у этого трактира с нами все что угодно случиться может.
Я послушно опустился рядом. Как же я устал, сейчас бы домой, принять ванну, ноги просто не чувствую.
— Не хочешь спросить о волкулаках?
— Расскажи. Я первый раз слышу о такой нечисти.
— На самом деле, существует множество преданий о людях-волках. Предки верили, что в волкулака можно обратиться как по собственному желанию, так и от воздействия колдуна. В одном источнике прочитал историю, которую местные крестьяне рассказывали как быль. На свадьбу богатого крестьянина не пригласили колдуна — к колдунам было особое отношение, их боялись, и чтобы избежать злого воздействия, всегда старались угодить. На свадьбах ведьмаки были самыми почетными гостями. Крестьянина колдун наказал жестоко – сам пришел, когда молодые и гости собрались за столом. Рассыпал заговоренные камни, и все юные гости превратились в волков. Страшное горе пришло в деревню, не было дома, из которого не пропал бы сын или дочь. Родители каждый день ходили в лес в надежде найти своего ребенка, оставляли им пищу на околице.
— И что, удалось снять заклятие?
— Удалось с помощью покаянного колокола. Звук его невыносим для волкулаков, под него они навсегда скидывали волчьи шкуры.
— Интересная сказка, вот почему покаяние, но ведь в нашем случае на них действовали песни и стихи? Не покаяние.
— Так ты и не понял. Оборотни – борьба животного начала и человеческого. Эмоции добра, любви, сострадания, осознание греховности падения – все это обращение к душе.
— Так вот почему современные песни на них не действовали! И колыбельная…
— Колыбельная – оберег матери, а мать – источник самой сильной, самой чистой любви.
— А чем от них так пахло?
— Шерстью и кровью, металлический запах. Ну что, пойдем?
— А обойти нельзя?
— Дороги-то нет, придется зайти. Учти, ничего пить и есть здесь нельзя, никому не верь, помни, их задача – удержать нас любой ценой. Молчи и делай только то, что скажу.
— Может, мне прикинуться немым?
— Хорошо бы. Пошли, бедолага, надеюсь, проскочим.
Кикимора
Не успели мы подойти к редкому, щербатому забору, как в окнах загорелся свет, стали слышны звуки гуляющей компании — какая-то музыка, смех, крики. Да уж, мирок, к такому привыкнуть нельзя – возникает ниоткуда, пропадает в никуда.
У двери Олег шепнул:
— Главное, не бойся. От наших страхов они становятся сильнее.
Легко сказать, в этом кошмаре, как ни готовься, а все равно не угадаешь. Явились мы как завсегдатаи — толкнув дверь, вошли и застыли на пороге. За дверью мы слышали лихое улюлюканье, и ждали тут разгулявшуюся компанию, а трактир был пуст. Нет, тут кто-то гулял, только мы их не видели – стопки с водкой, или что они тут пьют, подпрыгивали и, опрокидываясь в воздухе, пустели, не проливаясь. Лавки качались под тяжестью невидимых тел. Мелькали и пустели миски, отплясывали ложки.
— Что за… — тут же проговорился я, забыв о роли немого.
— Что изволите, господа хорошие? – раздалось у самого уха. Я обернулся, но никого не увидел, лишь услышал взрыв хохота от моей растерянности.
— А желаем мы, — ответил Олег, садясь на лавку и скидывая кого-то невидимого, — поговорить о хозяине вашем, Трифоне Михайловиче.
От упоминания имени колдуна, все вокруг застонало, зашипело, засвистело, застучало.
— Ну что, старший, покажись, или… — сосед полез в узелок и достал бутылку со святой водой.
Тут же дверь за моей спиной захлопала, слышно было, как гуляющие выскакивают из кабака. На лавке проступила прозрачная тень, я не сразу разобрал еле уловимые черты – молодой юноша с длинными волосами сидел, низко опустив голову.
— Смотри, Элизбар, перед тобой Кикимора, в сказках все врут.
— Кикимора? Так она же женского пола.
— Разные мы бываем, — подал голос юноша. – Это уж кому как с матушкой повезет.
— Прокляла, значит?
— Так и есть. Нелюбимый я родился, пока жил, не ведал почему, уж потом и правда мне открылась.
— Нагулянный? – в голосе Олега звучало сочувствие, а мне говорил, что не стоит им верить.
— Нагулянный, ух и тяжко было, пока мальцом бегал. Да и потом… Отправила меня на заработки, чтобы, значит, с глаз подальше. Так я старался, такой прыткий в работе был, в бригаде граборов работал.
— Это землекопы, — пояснил мне Олег.
— С ранней весны до самых морозов кирками и лопатами работали. А вернулся, принес семье гостинцев и узелок с деньгами матушке, а та жадно пересчитала, спрятала, а меня опять объедками кормить. Пошел я в лесочек, пристроил петельку…
— Ну понятно, а здесь-то как оказался?
— Так давно я тут делами заведываю. Выпьете, господа хорошие? И закусочку благородную имеем.
На столе тут же появились куры, гуси жареные, пироги и пирожки, поросенок на блюде, а рыба — я такой и не видел. Мне сразу захотелось есть и я бросился к столу.
— Стой, — закричал Олег, — стой!
Но я не слушал. Тогда сосед брызнул водой из заветной бутылки, и тут же поросенок почернел, по курам и гусям поползли черви, пирожки покрылись плесенью.
— Хотел, чтобы пожалели? Ну вот тебе наша жалость, — брызнул он водой на Кикимору. Тот закричал, заметался по избе. И от бега становился все бледнее и бледнее, пока окончательно не растворился. А вместе с ним исчезли столы, лавки, полы и стены, был трактир – стало чистое поле.
— Справились, — выдохнул приятель.
Но, похоже, рано он успокоился — по чистому снегу тянулась цепочка следов. Следы напоминали человеческие, да только человек этот был гигантского роста и на одной ноге.