©
Как же давно он не был здесь, лет десять, не меньше, все собирался, но каждый раз находились какие-то дела. И только теперь повод оказался значительным — приехал хоронить дядю Толю.
Сергей мучился от раскаяния, перебирая бумаги, заботливо разложенные и связанные родственником.
«Будто знал, готовился: документы в порядке, завещание…» — от листка с последней волей мужчине стало плохо.
После духоты старого дома наслаждался прохладой ранней осени. Пахло яблоками, грибами, горьковатой терпкостью павших листьев.
— Вот и остался я один, дядя Толя, — сказал Сергей ночной деревне. – Ты прости меня, все какие-то дела, а на главное времени жалел…
— Не вини себя, сынок, — откуда-то из темноты появилась светлая фигурка соседа Николая Петровича.
— Да как не винить, дядя Коля? Он ведь один у меня оставался, родителей давно потерял.
— Ты вот что, ты дом-то не продавай. Толя не хотел, чтобы дом в чужие руки перешел. Деревенька наша, хоть и на ладан дышит — одни старики остались, да ты и сам видел, как поминали, но ведь тут могилки деда твоего, бабки, теперь вот и Толина.
— Не знаю, дядя Коля. Зачем мне он? И раньше времени не находил, а теперь уж… Но хорошо-то как! Воздух, будто вино, пьянит.
— Бедные вы бедные, чем вы там, в городах своих, дышите-то? Не торопись пока с решением.
— Так у меня еще полгода.
— Да, еще… Не знаю как сказать… — Николай Петрович переминался с ноги на ногу, словно не решаясь сказать.
— Да что уж там, говори, раз начал.
— Ты ночью-то во двор не выходи, да и дверь на засов запри, — наконец, выпалил сосед.
— Что так?
— Так Стеха у нас безобразничает ночами. Не каждую ночь, правда…
— Что за Стеха, — в памяти Сергея всплывало что-то давнее, почти сказочное, из безмятежного детства, когда казалось, что все вокруг – навсегда: и мама, и папа, и веселый дядя Толя.
— Неужели, не помнишь? В детстве под кровать залезал, как про нее говорили.
— Бабка Стеха… Она жива? Да не может быть, лет-то ей…
— Кто же ее года считал? Это пускай в Собесе подсчитывают.
— В Пенсионном фонде, — автоматически поправил Сергей.
— Ну, в фонде этом самом. Уже под сто, наверное. Да только, как безобразничала, так и безобразничает. Днем-то ее не увидишь, а ночью оборачивается черной собакой и воет под окнами.
— Чушь все это, дядя Коля…
— Смотри, сынок, я предупредил. Ты того, может, вынесешь по стопочке, посидим тут, помянем Толю. Я вот и закусить принес, — старик достал из грязного кармана красные, пахнущие яблоки и высыпал их на лавку, — у Тольки-то яблоки не такие, плохие у него яблоки.
— Бутылку я тебе презентую, а вот пить не буду, не обижайся, дядя Коля. Не пью я.
— Что так, больной?
— Нет, не хочу просто.
— Иди ты…
Сергей вынес бутылку водки, оставшуюся после поминок, и дядя Коля сразу же поспешил «по делам».
Ночью мужчина ворочался в горячей постели, сон не шел. Картины раннего детства, когда все были молоды, здоровы, счастливы, а главное, живы, представали в таких подробностях, что казалось — он смотрит фильм про свое прошлое. Вот мама, в каком-то светлом платье, с миской спелой малины, сок стекает по алым губам. Она смеется и протягивает ягоды Сергею. Отец и дядя Толя с утра стучат на крыше, мама не пускает его смотреть, ей кажется, что он обязательно поранится. Его будит вкусный запах, мама жарит оладьи, не успевая за аппетитом отца и дяди Толи. Все смеются и подшучивают над маленьким Сережей, тянущимся к блюду.
Какая же тишина, даже собаки стихли, разве мыши шуршат под полом. Это не мыши, это кто-то большой в сенях! Сергей откинул одеяло, нащупал в темноте телефон и, отвоевывая у темноты лоскутики света, отправился в сени. У порога, свернувшись калачиком, лежала огромная черная собака.
— Как? Как ты здесь оказалась?
Входная дверь закрыта на огромный засов, Сергей еще удивлялся, от кого так запирался дядя? Мужчина хотел выгнать непрошеную гостью, но, стоило перешагнуть порог, как собака подняла на него мутные глаза и оскалилась.
По спине прополз холодок.
— Что ты, что ты? Хочешь колбаски?
Но собака подскочила, низко склонила голову, зарычала. Черная шерсть с седыми проплешинами вздыбилась сбитыми клочками. От животного исходил неприятный запах, так пахнет могильная земля…
Сергей кинулся обратно в комнату, закрыл дверь, ведущую в сени, на крючок. Его колотило. Сидел рядом с дверью, вслушиваясь в звуки, раздающиеся из сеней. Перед рассветом собака неожиданно завыла. От этого воя хотелось бежать, бежать куда-то без оглядки, в город, к людям, в беспамятство суеты…
Неожиданно все стихло. Сергей осторожно приоткрыл дверь – собаки не было! Входная дверь по-прежнему на запоре!
Рассвет Сергей встретил в дороге, он возвращался в город.