©
Степан давно вывел запряженную лошадку за двор, обошел в который раз телегу, постукивая по колесам, поправил корзины с подарками, а Агафья все не шла.
«Право слово, как молодая возится», — ворчал старик, вглядываясь в фигурки трех парней, возникших из опушившихся кустов.
— Здорово, дядька Степан, — крикнул Петр, самый бойкий.
— Здорово, добры молодцы! С праздничком. С гулянки никак?
— Вьюнишествовали, все деревни обошли, Федька аж охрип.
Федька, услышав свое имя, затянул:
«Придёт батюшка и с матушкою,
придёт дядюшка и с тётушкою,
придёт милый брат с невестушкою,
придёт милый зять с милой сестрой,
придёт дедушка и с бабушкою…»
Со двора вышла Агафья, одетая в новую расписную шаль по случаю праздника.
Услышав пение, зашмыгала носом.
— Ну, ну, — увещевал Степан.
— А холстинку-то забыла, — Агафья юркнула в дом, скрывая слезы.
— К Алене едете? – спросил Петр.
— К ней, к доченьке нашей.
— Были у них, пели, — заговорил Михайло, третий в компании молодых людей.
— И как она?
— Грустит по дому, — влез Федька, но Петр одернул:
— Ничего не грустная, смеялась. Езжайте, дядька Степан, ждет вас, все расспрашивала.
«Знаю, что Аленушке плохо, да вот как поможешь? – думал Степан, подстегивая лошадку, – об Агафьюшке думать надо, переживает, сердечная».
Агафья сидела сзади и молчала, изредка всхлипывая.
— Смотри, весна-то дружная какая, — пытался отвлечь Степан.
— Дружная, — немногословно согласилась жена. Но все-же подняла голову, любуясь зеленой нежностью, кружевной вязью лесов, разноцветьем оживающего лужка.
— Ты, родная, уж держись, не расхлюпайся в гостях-то, доченьке праздник не порть.
— Одна ведь она у нас — осиротели мы, Степанушка.
— Знамо дело, девка – ломоть отрезанный, вот как бы сын…
— Да добро счастлива была бы, так ведь мается, и Кольку там заедают, братья старшие да смелые. А Колька, зятек — вроде тебя, все бы балагурить.
— Так ты меня за сказочки и полюбила, — рассмеялся Степан.
— На масляной неделе сам признавался, как бы чуток побогаче были, пришел бы к нам в примаки. У нас воля вольная деткам была бы, внучков бы нянчили, — затянула Агафья.
— Будешь реветь – домой поверну. Где мы богатство возьмем? А Кузьма сына отделять не будет, зря мечтают.
— А верить надо в чудо, Степанушка. Вон и Фоме Христос явился, раны показал, все в Его воле!
— Так то Фоме…
В гостях Агафья держалась, напустила на себя веселость, только изредка рука тянулась к глазам. И то, на Аленушку и смотреть больно – исхудала, глазки прячет, плечи висят ивушкой. После обеда вышли прогуляться.
— Тошно, матушка, — не выдержала дочка.
— Крепись, крепись, детонька. А то уговори Колюшку, не в деньгах ведь счастье, а нам, сама знаешь, руки нужны, не молодеем с отцом.
Их догоняли Степан и Николай.
— Матушка Агафья, веду вот батьку к Еремеевым, у них барин гостит, сказки собирает.
— Это на что же ему? – удивилась Агафья.
— Да кто их, богатых, разберет. Еремеев, как услышал, что батька к нам приедет, наобещал барину, что приведу его. Вроде даже платит за сказки.
— Ишь ты…
— Возьмите нас с собой, — просилась Алена.
-Так пошли, небось, не выгонят.
Во дворе Еремеевых, под тенью дерева, расположили стол, а на столе – кипящий самовар да миски расписные с пирогами!
— Проходи, проходи, Степан Иванович, — обрадовался хозяин гостю. И уже, обращаясь к худому барину, — о нем вам рассказывали. Почитай, лучший сказочник на всю округу.
— Интересно, интересно, присаживайтесь, — кивнул барин на лавку. – И вы, дамы, садитесь с молодым человеком.
— Семейка моя, супруга Агафья Петровна, дочка Алена с супругом своим, Николаем, — робко представил Степан семью.
— А меня Сергеем Александровичем зовут. Чайку?
— Благодарствуйте, только из-за стола.
— Правду про вас говорят, что много сказок знаете?
— Да уж как сказать – много ли? А знать знаю. Какие вам интересны? Могу для детишек, а могу и игровые. Теперь уже редкость, а в былые времена молодежь играла по великим дням.
Барин оживился, достал откуда-то книжицу с карандашиком, попросил рассказать. Степан откашлялся и завел низким грудным голосом. Барин только успевал записывать.
— Ай да Степан Иванович, ай да молодец, не только сказитель, но и артист отменный. Как бы мне заполучить тебя?
— Да вот не знаю, барин. В гости мы к сватьям приехали, а уж вечером обратно. Землица ждать не будет.
— А я заплачу за сказочки, — голос Сергея Александровича дрогнул.
Агафья заметила, как смотрит барин на ее палец, на сверкающее маленькое колечко, доставшееся ей от бабки.
— Откуда это кольцо, милая?
— Так простенькое, серебряное. Бабка мамке моей передала, а та — мне. Хотела вот дочке отдать, да пальцы распухли, не снять.
— Позволь посмотреть. Не серебряное это колечко. А у бабки откуда?
— Рассказывала, что барыня ей подарила, сыночка, младенчика, ей спасла. Отчитала, она умела. В дворовых у барыни служила, а младенец больным родился. Помирал уж, бабка моя отмолила. Барыня со своей руки кольцо сняла и ей отдала.
— Как барыню звали, знаешь?
— Не помню, знаю, что в Смоленской губернии усадьба была. А уж сюда перебрались, как мамка моя родилась.
— Младенчик тот – мой отец. Видишь вензеля – гербовые наши. И колечко дорогое. Продай его мне, я тебе тысячу заплачу.
— Тысячу, — задохнулась Агафья, — так ведь не сниму с пальца-то.
— А ты попробуй.
Колечко слетело, стоило прикоснуться.
— Чудеса.
— Чудеса. Тысячу дам, только обещай супруга своего на недельку отпустить.
В тот же вечер молодые погрузили нехитрые пожитки на телегу тестя и отправились в дом Алены.
— А ты говорил, чудес нам не хватит, там для всех приготовлены, — шепнула счастливая Агафья Степану.