Красная горка

Только Захару до тех разговоров, что рядовому до генеральского обеда

  ©   Осуждают Захара, за спиной шепчутся: мол, глупец, у самого ни кола, ни двора, а вздумал сиротку на воспитание брать. Да какую… Ту, что Матреха, жена его неверная, прижила, пока он солдатскую лямку тянул. Только Захару до тех разговоров, что рядовому до генеральского обеда. И всегда таким был. Отговаривали и от венчания с Матрехой, ему тогда почти десять лет оставалось солдатом земельку топтать, а он не слушал. Глубиной студеной полыньи глаза Матрехины сверкнули – и пропал мужик. Приехал лишь в отпуск, а оказалось – на свадебку собственную. Родители не противились, им молодка глянулась, ну и что, что вдовая, а кто же за солдата пойдет? А уедет Захар – в доме работница останется, сами-то уж плохи, старость силы подбирает. А меньшой, Климушка, на стороне живет, ушел в примаки к тестю богатому. Как узнал тогда про женитьбу брата – зачастил в отчий дом отговаривать. И уж как он Матреху честил, как топил в молве злоязычной, пока брат кулаки не сжал. Никого Захар и не послушал бы, жалость сердце оплетала, как смотрел на жизнь Матрешину в доме свекра.

Только и походил мужем законным неделю – другую, кончился отпуск, пора на службу возвращаться. Проводы до сей поры перед глазами, в груди от дыхания Матреши жжет, щека от слез ее горит. Сказал:

– Береги себя, Матрешенька,- да тронулся по расхристанной, разъезженной дороге.

– Это ты будь покоен, – съязвил Климушка, погоняя лошадку, – уж себя-то она не забудет.

И прав оказался, года в солдатках не проходила – сбежала с пришлым в город. Старики-родители, словно от позора, один за другим преставились, а Захар все служил. Доходили слухи, будто видели ее на сносях, в прислугах, в нищете невозможной. Пришлый-то натешился да и бросил. А потом прознал Захарушка, что померла она в родах, а девчонку новорожденную вроде забрал кто.

И с тех пор мечта в душе грелась: вернется, отыщет сиротку, к себе возьмет. Только эта мечта и помогла выжить, уберегла грудь от дырки, а душу от забвения.

А вернулся – и голову приклонить негде, Климушка дом отчий давно перестроил, живет – кум королю, разрослось семейство, крепко в землю вросло. Но общества испугался, прикупил хилый домишко на окраине, всем ветрам кланяющийся, да кое-что отпустил на первое время, даже кобылку с телегой «пожертвовал». Вот в эту-то повозку на Светлой Седмице уселся Захарка и по первой весенней травке отправился в город, где, по слухам, девчоночка проживала. Ему уже и адресок шепнули, с присказками сальными. Оно и правда, совсем неподходящее место для ребенка. Вроде бы и не «заведение», а комнаты меблированные, но публика в них самая что ни на есть с глазами масляными. А сиротка, Татьянушка, совсем ребенок – восьмой годок пошел, а уж по номерам бегает, постели перестилает. Явился Захар к самому хозяину, стал спрашивать о ребенке. Тот хотел было гнать гостя, но солдат наш и не в таких передрягах побывать успел. Пригрозил, что про притон его властям сообщит, да в суд подаст: мол, чинит препятствие защитнику Родины в том, чтобы ребенка своего забрать. Отцом сказался тогда в первый раз, а с тех пор иначе никому и не позволял говорить – отец, отец и есть, раз Матренушка – жена законная, родила.

Отвели Захарку в каморку тесную, под лестницей. Татьянушка в то время хворая лежала, тряпками до глаз укрытая. Увидела мужика заросшего, с усами седыми и заметалась тревога в детских глазах.

– Не бойся, милая, я за тобой приехал. Батька я твой, вернулся вот…

– Ох, – раздалось из темного угла. Какая-то старуха осела на сундук.

– Без мамки Любы не поеду, – решительно заявила девочка.

– Какой мамки Любы?

– Меня она так зовет, – сказала старуха неожиданно молодым голосом и шагнула из темноты.

А Захар смотрел на неровное от теней лампадки лицо женщины и не верил. Матрешечка, его Матрешечка, но как же это?

– Я это, Захарушка, я. К дочке вот своей на днях прибилась. Отыскала.

– Но как?

– Виновата я, Захарушка, – бросилась жена в ноги.

– Постой, успеешь еще повиниться. Слышал ведь, что умерла в родах, потому и девчонка сиротствует, – поднял Захар Матрену, вглядываясь в прежние глаза-проруби.

– Заболела я сильно, горячка была, без памяти долго лежала. Как очнулась, сказали, что девочку уж и схоронили. Куда же мне? Прибилась к странницам, в монастыре спасалась. Имя вот сменила. А в этот пост будто покоя кто лишил, собралась и пошла, ноги сами привели.

– Но почему? Кто дитя от матери забрал?

– Говорили, что нищенки вроде, мол, с младенцем подают лучше. Никто уж не верил, что выживу я. Но разболелась девчонка, ее пожалели – на кухню и подкинули кухарке одной. Историю рассказали, по какому адресу младенчика взяли. Моя это дочь, Захарушка, знаю я, сердцем чувствую. Успела бабке, что роды принимала, ладонку сунуть, мной расшитую. На Татьянке она.

Утром загрузили маленький узелок Татьянкин, да и отправились домой в предрассветной тиши. Девочка, укутанная в материнский платок и шинель отца, с жадностью смотрела на леса в зеленой дымке, на тугой ковер полей, на нежное разноцветье лугов.

– Красиво как, – шептала она.

– Так Красная горка нынче, – обернулся счастливый Захар.

– Шибко любить тебя буду, – шептала Матреша-Любавушка.

0 0 голоса
Рейтинг статьи
Подписаться
Уведомить о
guest
1 Комментарий
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Татьяна
Татьяна
3 лет назад

Хороший рассказ. Добрый. Спасибо.

1
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x